Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Прошу
посмотреть, какие пули отливает! и старика
отца приплел! (Вслух.)И
на долгое время изволите ехать?
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет
на зубок, берегись:
отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь!
Посмотрим, кто кого!
Еще
отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова
смотреть на Вронского, говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
— Да вот
посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как
отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая
на поле, — сердце радуется.
Кити чувствовала, как после того, что произошло, любезность
отца была тяжела Левину. Она видела также, как холодно
отец ее наконец ответил
на поклон Вронского и как Вронский с дружелюбным недоумением
посмотрел на ее
отца, стараясь понять и не понимая, как и за что можно было быть к нему недружелюбно расположенным, и она покраснела.
Действительно, мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить себе то чувство, которое он должен иметь к этому человеку. С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что
отец, гувернантка, няня — все не только не любили, но с отвращением и страхом
смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили про него, а что мать
смотрела на него как
на лучшего друга.
И чтобы не осуждать того
отца, с которым он жил и от которого зависел и, главное, не предаваться чувствительности, которую он считал столь унизительною, Сережа старался не
смотреть на этого дядю, приехавшего нарушать его спокойствие, и не думать про то, что он напоминал.
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело:
на лучших скакунов моего
отца смотрел я с презрением, стыдно было мне
на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я
на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он
смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.
Откуда возьмется и надутость и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с кем и как, и сколько нужно говорить, как
на кого
смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выдет просто черт знает что!» Здесь он несколько времени помолчал и потом прибавил: «А любопытно бы знать, чьих она? что, как ее
отец? богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий человек с капиталом, приобретенным
на службе?
Андрий стоял ни жив ни мертв, не имея духа взглянуть в лицо
отцу. И потом, когда поднял глаза и
посмотрел на него, увидел, что уже старый Бульба спал, положив голову
на ладонь.
Ассоль было уже пять лет, и
отец начинал все мягче и мягче улыбаться,
посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него
на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно напевала матросские песни — дикие ревостишия [Ревостишия — словообразование А.С. Грина.]. В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя, украшенного голубой ленточкой. В это время произошло событие, тень которого, павшая
на отца, укрыла и дочь.
Выговорив самое главное, девушка повернула голову, робко
посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы рук между колен,
на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая
отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
Соня даже с удивлением
смотрела на внезапно просветлевшее лицо его; он несколько мгновений молча и пристально в нее вглядывался, весь рассказ о ней покойника
отца ее пронесся в эту минуту вдруг в его памяти…
Но он с неестественным усилием успел опереться
на руке. Он дико и неподвижно
смотрел некоторое время
на дочь, как бы не узнавая ее. Да и ни разу еще он не видал ее в таком костюме. Вдруг он узнал ее, приниженную, убитую, расфранченную и стыдящуюся, смиренно ожидающую своей очереди проститься с умирающим
отцом. Бесконечное страдание изобразилось в лице его.
В нежности матушкиной я не сумневался; но, зная нрав и образ мыслей
отца, я чувствовал, что любовь моя не слишком его тронет и что он будет
на нее
смотреть как
на блажь молодого человека.
Я сидел погруженный в глубокую задумчивость, как вдруг Савельич прервал мои размышления. «Вот, сударь, — сказал он, подавая мне исписанный лист бумаги, —
посмотри, доносчик ли я
на своего барина и стараюсь ли я помутить сына с
отцом». Я взял из рук его бумагу: это был ответ Савельича
на полученное им письмо. Вот он от слова до слова...
— Да, — начал Базаров, — странное существо человек. Как
посмотришь этак сбоку да издали
на глухую жизнь, какую ведут здесь «
отцы», кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.
Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата молча глядели
на него, а Аркадий украдкой
посматривал то
на отца, то
на дядю.
Родители и крестный
отец, держа рюмки в руках,
посматривали на гостя с гордостью, но — недолго. Денисов решительно произнес...
Правый глаз
отца, неподвижно застывший,
смотрел вверх, в угол,
на бронзовую статуэтку Меркурия, стоявшего
на одной ноге, левый улыбался, дрожало веко, смахивая слезы
на мокрую, давно не бритую щеку; Самгин-отец говорил горлом...
Лидия
посмотрела на них и тихо пошла к двери. Климу показалось, что она обижена смехом
отца, а Варавка охал, отирая слезы...
Он был крайне смущен внезапно вспыхнувшей обидой
на отца, брата и чувствовал, что обида распространяется и
на Айно. Он пытался
посмотреть на себя, обидевшегося, как
на человека незнакомого и стесняющего, пытался отнестись к обиде иронически.
«Что же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать
отца, вслушивался в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз в ту минуту, когда в комнате явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне
на вздернутом носу. Удивленно
посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Мать сидела против него, как будто позируя портретисту. Лидия и раньше относилась к
отцу не очень ласково, а теперь говорила с ним небрежно,
смотрела на него равнодушно, как
на человека, не нужного ей. Тягостная скука выталкивала Клима
на улицу. Там он видел, как пьяный мещанин покупал у толстой, одноглазой бабы куриные яйца, брал их из лукошка и,
посмотрев сквозь яйцо
на свет, совал в карман, приговаривая по-татарски...
Мать всегда с беспокойством
смотрела, как Андрюша исчезал из дома
на полсутки, и если б только не положительное запрещение
отца мешать ему, она бы держала его возле себя.
От
отца своего он перенял
смотреть на все в жизни, даже
на мелочи, не шутя; может быть, перенял бы от него и педантическую строгость, которою немцы сопровождают взгляд свой, каждый шаг в жизни, в том числе и супружество.
Когда он подрос,
отец сажал его с собой
на рессорную тележку, давал вожжи и велел везти
на фабрику, потом в поля, потом в город, к купцам, в присутственные места, потом
посмотреть какую-нибудь глину, которую возьмет
на палец, понюхает, иногда лизнет, и сыну даст понюхать, и объяснит, какая она,
на что годится. Не то так отправятся
посмотреть, как добывают поташ или деготь, топят сало.
Ей не совсем нравилось это трудовое, практическое воспитание. Она боялась, что сын ее сделается таким же немецким бюргером, из каких вышел
отец.
На всю немецкую нацию она
смотрела как
на толпу патентованных мещан, не любила грубости, самостоятельности и кичливости, с какими немецкая масса предъявляет везде свои тысячелетием выработанные бюргерские права, как корова носит свои рога, не умея кстати их спрятать.
— Вы даже не понимаете, я вижу, как это оскорбительно! Осмелились бы вы глядеть
на меня этими «жадными» глазами, если б около меня был зоркий муж, заботливый
отец, строгий брат? Нет, вы не гонялись бы за мной, не дулись бы
на меня по целым дням без причины, не подсматривали бы, как шпион, и не посягали бы
на мой покой и свободу! Скажите, чем я подала вам повод
смотреть на меня иначе, нежели как бы
смотрели вы
на всякую другую, хорошо защищенную женщину?
О, и вы умеете
смотреть гордо и раздавливать взглядом: я помню, как вы
посмотрели на меня у вашего
отца, когда приехали тогда из Москвы…
Опять скандал! Капитана наверху не было — и вахтенный офицер
смотрел на архимандрита — как будто хотел его съесть, но не решался заметить, что
на шканцах сидеть нельзя. Это, конечно, знал и сам
отец Аввакум, но по рассеянности забыл, не приписывая этому никакой существенной важности. Другие, кто тут был, улыбались — и тоже ничего не говорили. А сам он не догадывался и, «отдохнув», стал опять ходить.
Отец с сыном предложили нам
посмотреть ферму, и мы вышли опять
на крыльцо.
Затем, специально для
отца золотопромышленность освящена гуляевскими и приваловскими преданиями, и, наконец, сам он фанатик своего дела,
на которое
смотрит как
на священнодействие, а не как
на источник личного обогащения.
Вообще
отец на многое по отношению к младшему сыну
смотрел сквозь пальцы, не желая напрасно огорчать жену, и часто делал вид, что не подозревает печальной истины.
— Положим, в богатом семействе есть сын и дочь, — продолжала она дрогнувшим голосом. — Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как
посмотрят на это
отец и мать?
Посмотрите на Ляховских:
отца привезли замертво, дочь была совершенно прозрачная, а теперь Игнатий Львович катается в своем кресле, и Софья Игнатьевна расцвела, как ширазская роза!..
Отец Ферапонт добился того, что и его наконец поселили, лет семь тому назад, в этой самой уединенной келейке, то есть просто в избе, но которая весьма похожа была
на часовню, ибо заключала в себе чрезвычайно много жертвованных образов с теплившимися вековечно пред ними жертвованными лампадками, как бы
смотреть за которыми и возжигать их и приставлен был
отец Ферапонт.
Наступаю
на него и узнаю штуку: каким-то он образом сошелся с лакеем покойного
отца вашего (который тогда еще был в живых) Смердяковым, а тот и научи его, дурачка, глупой шутке, то есть зверской шутке, подлой шутке — взять кусок хлеба, мякишу, воткнуть в него булавку и бросить какой-нибудь дворовой собаке, из таких, которые с голодухи кусок, не жуя, глотают, и
посмотреть, что из этого выйдет.
Алеша пошел в спальню к
отцу и просидел у его изголовья за ширмами около часа. Старик вдруг открыл глаза и долго молча
смотрел на Алешу, видимо припоминая и соображая. Вдруг необыкновенное волнение изобразилось в его лице.
Посмотрите на этого несчастного, разнузданного и развратного старика, этого „
отца семейства“, столь печально покончившего свое существование.
И однако, все шли. Монашек молчал и слушал. Дорогой через песок он только раз лишь заметил, что
отец игумен давно уже ожидают и что более получаса опоздали. Ему не ответили. Миусов с ненавистью
посмотрел на Ивана Федоровича.
— Повремените немного, Варвара Николавна, позвольте выдержать направление, — крикнул ей
отец, хотя и повелительным тоном, но, однако, весьма одобрительно
смотря на нее. — Это уж у нас такой характер-с, — повернулся он опять к Алеше.
— Но ведь это же бред, господа, бред! — восклицал исправник, —
посмотрите на него: ночью, пьяный, с беспутной девкой и в крови
отца своего… Бред! Бред!
— Да. Двенадцать градусов. Давеча
отец смотрел на термометре.
А тут
посмотрела на него точно так, как
смотрела на мать и
отца, — холодно и вовсе не любезно.
Владимир потупил голову, люди его окружили несчастного своего господина. «
Отец ты наш, — кричали они, целуя ему руки, — не хотим другого барина, кроме тебя, прикажи, осударь, с судом мы управимся. Умрем, а не выдадим». Владимир
смотрел на них, и странные чувства волновали его. «Стойте смирно, — сказал он им, — а я с приказным переговорю». — «Переговори, батюшка, — закричали ему из толпы, — да усовести окаянных».
Роковой день приближался, все становилось страшнее и страшнее. Я
смотрел на доктора и
на таинственное лицо «бабушки» с подобострастием. Ни Наташа, ни я, ни наша молодая горничная не смыслили ничего; по счастию, к нам из Москвы приехала, по просьбе моего
отца,
на это время одна пожилая дама, умная, практическая и распорядительная. Прасковья Андреевна, видя нашу беспомощность, взяла самодержавно бразды правления, я повиновался, как негр.
Староста, важный мужик, произведенный Сенатором и моим
отцом в старосты за то, что он был хороший плотник, не из той деревни (следственно, ничего в ней не знал) и был очень красив собой, несмотря
на шестой десяток, — погладил свою бороду, расчесанную веером, и так как ему до этого никакого дела не было, отвечал густым басом,
посматривая на меня исподлобья...
В длинном траурном шерстяном платье, бледная до синеватого отлива, девочка сидела у окна, когда меня привез через несколько дней
отец мой к княгине. Она сидела молча, удивленная, испуганная, и глядела в окно, боясь
смотреть на что-нибудь другое.
Разумеется, мой
отец не ставил его ни в грош, он был тих, добр, неловок, литератор и бедный человек, — стало, по всем условиям стоял за цензом; но его судорожную смешливость он очень хорошо заметил. В силу чего он заставлял его смеяться до того, что все остальные начинали, под его влиянием, тоже как-то неестественно хохотать. Виновник глумления, немного улыбаясь, глядел тогда
на нас, как человек
смотрит на возню щенят.